Плавные движения, величественная поступь, надменный взгляд. Вот первое препятствие и преодолено. Она здесь. В Азкабане. Словно ей мало было того ада, в котором она жила последние шесть месяцев. Вдох. И выдох. Прикрыть глаза и распахнуть их через мгновение. Проделано машинально, ведь после этого ритуала справиться с тем вниманием, которое ей оказывают собравшиеся, всегда было проще. Леди Блэк всегда умела в один лишь миг приковать к себе завистливые взгляды. Леди Блэк всегда умела блистать. А сцена не так важна. Потому что любой зритель будет внимать той, что небеса благословили совершенными чертами лица: исключительной лепки шеей, карими глазами, словно смотрящими с немым укором, и роскошными рыжими волосами, которые она убирала в замысловатые прически, умудряясь уложить локоны так, что они послушно занимали предназначенное каждому из них место. Тем более, если ей блестяще удавалась та роль, которую должна была играть любая представительница чистокровной аристократии. Холодная. Возвышенная. Недосягаемая. Словно мраморная статуя, внутри которой нет ничего, кроме пустоты. И не так важно, что на самом деле это не так. Не так важно, что совсем недавно оболочка из прекрасного мрамора разлетелась на куски. В тот самый момент, шесть месяцев назад, когда Ирма поняла, что род Блэков может прерваться. Он видел это, Поллюкс, он тогда наблюдал за ней. Он принес эту весть (о том, что Сириуса приговорили к Азкабану, а Регулус скорее всего мертв), он понимал, что за этим последует, а значит, не мог не видеть, как постепенно, но неотвратимо, её начинали уродовать змеившиеся по телу трещины. Ирма попыталась сделать шаг навстречу мужу, но рухнула на паркет. Большего ставшему таким хрупким уже надтреснутому сосуду, не понадобилось, и он разбился вдребезги. Переливчатый, звучный, серебристый звон разбившегося фарфора ли, стекла ли, хрусталя ли, разлетающегося на тысячи осколков, наполнил комнату и стихал, казалось, вечность. Оболочка разрушена. Теперь душа ведьмы свободна. Обнажена. Беззащитна. И Ирма кричит.
Приходилось ли вам слышат, как плачут банши? Задумывались ли вы на каком языке их песнь? Есть поверье, согласно которому в их рев слиты воедино плач ребенка, завывание невиданной силы бури, да вой оборотня в полнолуние. Впрочем, так ли это все важно, когда кажется, будто в поместье Блэк, прямо здесь и сейчас, кричит не одна, не две и даже не десяток, но сотня дьявольских созданий, вкладывающих в плач всю боль, весь гнев и всё бессилие, что перекрывает стенания всех матерей и отцов, мужей и жен, сестер и братьев, потерявших в этой войне своих близких. Появись в гостиной Блэков одна из предвестниц смерти, она бы непременно приняла Ирму за потерянную королеву своих сородичей. И ведьма с удовольствием последовала за призраком, сменив незримую, но ставшую невыносимо тяжелой корону Блэков на любую другую, обещавшую быть хоть сколько-нибудь легче. Было бы так соблазнительно умереть, только бы не переживать и не чувствовать, но это, увы, неизбежно. И пусть сейчас нет сил даже чтобы смахнуть слезы, а губы дрожат, когда голос Поллюкса в её голове вновь и вновь повторяет дурную весть, это пройдет. Сменится желанием рвать и метать, круша все вокруг и своими руками, без палочки, без магии, словно лишившаяся разума маггла, разорвать глотки тех, кто во всем этом виноват.
Единственная проблема (сущий пустяк!) заключается в самом поиске тех, кто начал это безумие и заразил им её близких. Впрочем, те, кто действительно виноват, выйдут сухими из воды, кому не ей, доподлинно знающей прогнившую бюрократическую кухню Министерства, знать эту горькую истину. Некоторые вещи не меняются. Власть предержащие не изменили своим принципам, и с поставленной задачей они справились быстро и просто. Можно было бы сказать «без шума и пыли», но недостатка в шуме, производимом бесконечной чередой праздников по случаю победы над Темным волшебником, как и в пыли, которую пускали в глаза обывателям, используя любые имеющиеся в распоряжении средства, недостатка не было. После того, как было с присущим пафосом объявлено о том, что Тот, кого нельзя называть мертв, а его приспешники, Пожиратели Смерти, после суда будут отправлены в Азкабан, простые смертные успокоились. Никому никаких поблажек, невзирая ни на положение в обществе, ни, тем паче, статус крови. Ведь обещание о справедливом и беспристрастном суду и подходящей каре исходило из уст недавно избранного министра Миллисент Бэгнольд и весьма деятельного, ничуть не менее фанатично настроенного, чем его сын, Бартемиуса Крауча старшего. К слову, между отцом и сыном разница лишь в выбранном объекте преклонения. Оба по-прежнему, со всем рвением и усердием продолжают оставаться преданными своим кумирам. И по-прежнему от столь поразительной верности вынуждены страдать другие. Её внуки. Её дети. Весь древний род. Который нужно попытаться… Спасти? Нет, об этом речи не идет. Вот только Ирма не могла не попытаться. Поэтому она здесь. С предложением, от которого он скорее всего откажется. С обещанием вытащить его. При одном условии. Очередной сущий пустяк.
− Прошу за мной, миссис Блэк, − почтительно произносит начальник тюрьмы. Почтительно. Может, не все еще потеряно для Блэков?
Женщина кивает и следует за ним, размышляя, много ли нужно, чтобы обреченный, хватаясь за соломинку, решил, будто спасен? Долго ли продолжает теплиться надежда? Много ли нужно, чтобы загасить тот единственный луч, мелькнувший лишь с тем, чтобы вновь скрыться за тучами? Ответ приходит к ней под скрип давно не смазываемых петель открываемой двери, за которой её ждет внук. Она видит ответ в его глазах: нужно лишь мгновение… ни больше, но и не меньше.

Отредактировано Irma Black (2015-03-17 20:59:18)

Слова… Ведь именно за этим и пришла Ирма. Нужно было что-то сказать, нужно было хотя бы попытаться начать говорить, пытаться побороть ком в горле и, в конце концов, произвести хоть какой-нибудь звук. Но ведьма молчит, лишь краем глаза замечая небольшую исписанную углем часть стены. Нет ни слов, ни даже мыслей. Не потому, что в этом кресле, немного вальяжно откинувшись на спинку, должна сидеть другая Блэк. Не потому что в соседней камере должна находиться Друэлла, умоляя ради той крови, чистой крови, за которую выбрала сражаться Беллатрикс, послушать свою мать и отказаться от служения павшему Темному волшебнику. Нет, дело совсем не в этом. Дело в том, что здесь вообще не должно было быть никого из них. Ни Сириуса, Ни Беллы, ни её самой.
За что её внуки очутились здесь? За убийство? Что ж, слишком многие согласятся с утверждением, что убийство, тем более убийство нечистокровных, и притом пусть хоть тысячу раз ни в чем неповинных людей, давно перестало быть преступлением. Теперь это политика. Заперев в камеру человека, невозможно каким бы то ни было образом изолировать сложившийся политический строй, а значит и его основополагающие идеи. Они были, есть и будут. Они всегда найдут своих последователей. Беллатрикс и Сириус были виновны лишь в том, что не пожелали ублажить бюрократов и оформить вступление в противоборствующие партии по форме, в соответствии с заявленными Министерством правилами, что позволило бы разрешить проблему убийств ради высшего блага. Впрочем, остается вопрос, наслаждалась бы внучка деянием рук своих, если бы они перестали быть чем-то запретным. А Сириус начал бы сражаться, если бы это перестало быть вопросом жизни и смерти?
«Задай вопросы, на которые ответы пока не известны, Ирма».
− Чем обязан, бабушка? – спрашивает узник.
Действительно, чем? Скорее всего, её настойчивости, которую она проявила в беседах с теми, кто не раз говорил, что нет никаких оснований для пересмотра дела или его доследования. И не возникло бы оных, если бы не презабавное обстоятельство. Свидетели начинали исчезать. Куда – не знал никто, знали только, что бесследно. А вот у Ирмы на этот счет были предположения. Коллеги выслушивали их с кислыми минами, вяло обороняясь никого не убеждающими контраргументами, мол, кому вообще могло понадобиться похищать магглов, которым стерли память, при этом прекрасно понимая, что миссис Блэк права, но не желая будить лихо, пока оно тихо. Ведь Магическая Британия только-только оправилась и встала на ноги после Войны, так может ну их к драклам этих магглов?! Собственно, это был тот редкий случай, когда волшебница была согласна с позицией большинства, поскольку, судьба магглов Ирму не волновала совершенно, в отличие от судьбы благороднейшего и древнейшего дома Блэк. И только по той причине, что эти существа могли поспособствовать вызволению из Азкабана её внука, единственного оставшегося в живых прямого наследника рода, придется обеспокоиться об благополучии некоторых из них.
Пока Министерство Магии продолжало делать то, что у него получалось лучше всего (а именно, смотреть на происходящее сквозь пальцы), ничего не мешало распространению слухов и домыслов. Одно неосторожно оброненное слово и вот уже истерика набирает обороты. Ирма, тем временем получает возможность подтвердить или опровергнуть наглую ложь, распространенную ей же самой. А еще доступ к материалам дела, в которых были столь желанные имена свидетелей.
Дважды миссис Блэк опаздывала. Дважды магглов уводили разве что не из под самого носа. Видимо, кто-то очень не хотел, чтобы выяснилось, кто именно убирает свидетелей: избежавшие суда Пожиратели или работники Министерства. И те, и другие вполне были способны на это. Министерство – ради спокойствия, процветания и благополучия, Пожиратели для прямо противоположных целей. Впрочем, это, несомненно, увлекательное расследование пришлось оставить, когда представилась, наконец, возможность узнать, что конкретно произошло на месте убийства Питера Петтигрю. До одного из свидетелей чудом, не иначе, удалось добраться раньше, чем он бесследно исчез. Проблем с тем, чтобы отменить чары, которыми работники Министерства стирали память, не возникло, как и с применением легилименции.
После получаса копания в чужих мыслях, стало ясно, что Петтигрю не случайно выбрал в качестве «сцены» оживленную улицу, да еще и с отрядом авроров, дежуривших едва ли не за углом. Ему оставалось только привлечь внимание магглов слезливыми излияниями и обвинениями. После взрыва оперативно прибыли авроры, схватившие истерически хохочущего Сириуса. Вполне понятно, по какой причине дело завершилось кратким закрытым разбирательством и заключением внука в особо охраняемую камеру в Азкабане. Стоило признать, что молодой мужчина с волшебной палочкой в руках, хохочущий во все горло посреди улицы вокруг горы трупов, могли убедить кого угодно. К счастью, кем угодно Ирма Блэк никогда не была. Поэтому-то она и здесь.
− Тебя могут освободить. Надеюсь, подобная возможность интересует.
«Учитывая, что плата за эту свободу, явно придется тебе не по душе».

Отредактировано Irma Black (2015-03-22 15:25:52)

Когда-то (Ирма всегда считала, что произошло это очень давно) очевидные факты и здравый смысл для политиков перестали иметь какое-либо значение. Ведьма понятия не имела, что именно повлекло за собой столь печальное событие, но отрицать очевидные факты не могла, как, впрочем, не могла ими не воспользоваться, обратив себе на пользу. И сейчас, ей казалось странным, отнюдь не то, что Сириус сомневается, но то, что он считает будто кому-то нужна правда. Словно её есть кому рассказывать. Словно она все еще нужна кому-то. Словно её было кому услышать. Это уже давным-давно не так. А значит, незачем считать себя чудовищем. Левиафан – чудовище. Кракен – чудовище. Минотавр – чудовище. Голем – чудовище. Ты же, Сириус Орион Блэк – лишь непокорный.
«И в этой жуткой сказке я подберу тебе другую роль».
Осталось понять, каким именно образом. К чему взывать? К родственным узам? Чистой крови? Справедливости? Голосу разума? Можно допустить, что все вышеперечисленное есть в наличии у обеих сторон. Однако, стоит ли надеяться, что их зов, обращенный из глубины души (есть таковая отыщется у благороднейших и древнейших), будет услышан? Общеизвестно, что Блэки слушают лишь самих себя. Как и то, что Блэки не просят. Блэки требуют, признавая своим все, что пожелают, не спрашивая ничьего согласия или мнения, о чем по-прежнему не дают позабыть никому. В первую очередь тем, кто носит известную всей Магической Британии фамилию. Разница лишь в том, что им впервые нужно будет заплатить за эту свою цену. Именно к такому повороту событий все чистокровное сообщество оказалось не готово. Впрочем, так ли это важно? То, что выполнять правила игры они отказывались, доказало лишь то, что все их помнят. И понимают. Досконально. В самых что ни на есть мельчайших подробностях.
«За все нужно платить, мой дорогой внук. И простые смертные тоже платят в казну этого грешного мира за «свободу», на поиски которой ты снаряжался, сбегая из дома».
Он искал и не нашел. Что ж, не он первый (и уж тем более, не он последний) возжелал не быть ни от кого зависимым, не понимая, что заковывает себя по сути в те же цепи. Еще Аристотель обнаружил противоречия между категорией «свобода» и демократической формой правления, избранной в качестве основной по всей просвещенной Европе, но к нему, кажется, никто не прислушался. До Сириуса были тысячи таких, а после него будут миллионы. И не изменится ровным счетом ничего. Она это знает, как никто другой, ведь она видела, как играючи забирают свободу серые кардиналы и очередные министры, не желавшие пробуждать собственный народ от того сна, в которых их погрузили сотни лет назад. Перемены? Нет, не стоит ломать отлично работающую схему. Пока ресурс не выработан, незачем искать ему альтернативу. Свобода? Что ж, пусть людей и нельзя назвать свободными, формально – никто не в рабстве. Но и только. Да и кому нужна эта свобода и перемены? Кто-нибудь вообще может дать точное определение столь эфемерным субстанциям? Любой политик – мог. Это и не удивительно, ведь нужно же знать, что именно отнимать. Не знай они – внук был бы на свободе. И не проводили бы этого вульгарного слушания. И смех, и грех: чопорная старушка Великобритания не могла не соблюсти формальности, даже охваченная эйфорией, захлестнувшей её после падения Темного Лорда. Это уже после развели демагогию о справедливости, равенстве и конечно политической свободе. Забавно наблюдать за тем, как маги снова произносят слова, смысла которых они не понимают, ведь политическая свобода (да и не только политическая) неотделима от умения, а главное желание сказать своему народу правду. Несведущий (тем паче обманутый) просто не может совершить истинного политического выбора. Таким образом, ставшие объектом манипуляции так называемые «народные массы», не имеют ни малейшего шанса привести свою страну к истинной цели ее развития. Как, впрочем, и те, кто так стремится заполучить корону и скипетр. Потому как главное условие действительной свободы в политике, коим является общедоступная информация о тех лицах, которые становятся действующими политиками, и о реальном положении дел в стране, не просто нарушено, оно растоптано и истерто в пыль. Впрочем, нельзя винить в этом правителей. Скажи они правду, их тут же разорвали бы на клочки. В лучшем случае. Одна из причин, почему игнорируется второе условие – постоянный (и действенный) контроль за народными избранниками со стороны общества. Чиновники и те, кому они служат пока не выказывают желания учиться слышать друг друга.
«И все мы будем обречены сталкиваться с теми, кто захочет использовать этот вечный, неистребимый хаос в собственных целях. И сажать их под замок, демонстрируя лишь собственное бессилие и неспособность привести систему в порядок».
− Время расставляет все на свои места, Сириус. Всегда, − наверное, единственное, в чем еще можно было не сомневаться. – Свидетели по твоему делу пропадают. А их, как ты помнишь, было много. Премьер-министр магглов была в курсе, насколько те люди особенные, и она позволила себе выразить свое недовольство настолько громко, что даже мадам Бэгнольд её услышала. И решила лично ознакомиться с твоим делом. Разумеется, в свете последних событий она нашла происходящее подозрительным.
«Скрепя сердце, она согласится и на повторное расследование. Вот только как оно завершится на этот раз, зависит и от тебя тоже».

Отредактировано Irma Black (2015-03-25 22:55:34)

Искусством тянуть время и жонглировать словами, миссис Блэк владела в совершенстве. Она не сомневалась в том, что сможет выиграть в этом состязании. Даст Мерлин, не только в этом. Но внук решает спросить обо всем слишком прямо и слишком рано. Ведьма планировала подвести его к этому вопросу, когда тот будет уже на все согласен. Сириус пока еще слишком далек от этого.
Кто убирает свидетелей? Надо полагать, что убирает их тот, кто хочет, чтобы они замолчали навсегда и исчезли, словно их и не существовало никогда. Простой ответ на простой вопрос, разве не так? До имени же, как и до фамилии, ей нет никакого дела, пока это не существенно и не столь важно. Вполне возможно, что все изменится, если решившему позаботиться о судьбе этих особенных магглов удастся узнать, кто именно опередил его. Потому что для последнего это грозит обернуться колоссальными проблемами. Ирма Блэк – Лев. А еще Ирма Блэк – Тигр. Если Мерлин и Моргана не помогли избежать свидания один на одни с хищником, результат встречи предрешен. Клыки сомкнутся на горле жертвы, утоляя жажду крови и охотничий азарт. Это – сама суть, которую при рождении определили звезды. Ей ли не знать, сколь много для благороднейшего и древнейшего значат эти безразличные, холодные, бесконечно далекие светила.
− Дому Блэк нужны наследники, − твердо произносит, наконец, Ирма. – Чистокровные наследники мужского пола, − уточняет она, прекрасно понимая, что внук поймет к чему она клонит. Род получит продолжение, а Сириус получит все, что ему угодно. Пусть забирает у магглов своего драгоценного Поттера, пусть отправляется мстить убийцам его родителей (ведьма даже поспособствует получению информации относительно местонахождения предполагаемых виновников), пусть после более никогда не захочет видеть свою семьи и укатит на поиски своей магглорожденной… В конце концов, все мы, пока молоды, в той или иной степени, гонимся за недостижимым и иллюзорным, а порой и за несуществующим. Рано или поздно любой, кто вовлечен в политику, понимает сей прискорбный факт. Миссис Блэк поняла это после одного единственного вечера, хозяйкой которого она традиционно становилась в начале так называемого Сезона, стартующего в магическом Лондоне в день всех дураков. Весьма символично, стоит отметить, что именно в этот день, первого апреля представители чистокровной аристократии решились на немыслимое – обсудить (а по факту – пофантазировать), каким должно быть идеальному политику, который претендует на пост Министра Магии. Оный, мол, обязан быть мудрым, хладнокровным, жестким и милосердным одновременно, твердым и компромиссным, грамотным в политической и экономической областях, а кроме того умеющим принимать решения и нести за них определенную ответственность. О том, что существовать такой волшебник вряд ли может, Ирма начала сомневаться, когда услышала, что возвышение в частности, и политическая карьера вообще, не должно быть связано с обманом. Предвыборная кампания без часто невыполнимых обещаний? Помилуйте!
Было еще много слов о честности, порядочности и прочей ерунде, которую магическая аристократия могла купить за галеоны во все времена и при любых Министрах Магии. И никто, судя по всему, не понимал самой сути, лежавшей в основе политики. Никто не осознавал, что это не место для тех, кто излишне эмоционален и подвержен страстям. В лучшем случае, такой человек становится марионеткой, на чьих слабостях можно виртуозно играть. Никто не догадывался, что выигрывает в этих крысиных бегах не тот, у кого хранилище в Гринготтсе набиты золотом, но тот, у кого есть власть, реальная власть, а не ее дешевая бутафория. Никто не отдавал себе отчета в том, что прагматизм, как способ действия, есть средство для достижения поставленных целей. В борьбе, а тем более политической, все средства хороши, главное творить это чужими руками, заставляя простых смертных гадать как об истинных мотивах, так и о тех, кто именно стоит за всем случившимся. А еще помнить: все то, что прямо не запрещено законом – разрешено.

Ирма была уверена, что Сириус догадается, к чему она вела. Внук понял её верно, но только касательно первой части сделки. Да, дела действительно обстоят именно так, и ему придется стать отнюдь не кем-то вроде, а самым настоящим самцом-производителем. Однако, миссис Блэк была весьма и весьма удивлена, услышав, что женитьба – способ посадить его на короткий поводок. Свадьбой можно «подрезать» мужчине крылья? Как бы не так, Сириус. Как бы не так.
Брак в чистокровных семействах редко имел нечто общее с любовью, а потворствование, как и толерантность к «глупостям» пресекались на корню. Все союзы были союзами ради выгоды, а оное, как известно, может смениться молниеносно, стоит политическим или экономическим ветрам задуть в другом направлении. Леди, которая была для прочих объектом восхищения, для мужа была в первую очередь продолжательницей рода. Вспомнить хотя бы почтенную супругу мистера Яксли, урожденную Монтегю, которая так и не смогла родить наследника. Волшебница прекрасно знала, на каких именно совещаниях пропадал её муж. Знала, что совещание – сиротка из обедневшего чистокровного рода (разорившиеся эмигранты из Франции), девятнадцати лет отроду, белокурый, голубоглазый, необремененный интеллектом ангел по имени Софи Делакруа. Именно потому матери четырех пусть и хорошеньких дочерей, никоим образом невозможно было упрекнуть супруга, учитывая, что её могут заменить на ту, что еще молода и вполне сможет произвести на свет мальчика, а то и нескольких. И скорее всего так бы и случилось, не найди мадам Яксли достаточно сил для того, чтобы делать вид, что она ни о чем не догадывается, и не попрекать супруга интрижкой, которая закончилась, к слову, печально, но весьма предсказуемо. Мадмуазель Софи, конечно, оказалась в положении, но юная ведьма покинула этот мир разрешившись от бремени, новорожденный последовал за ней почти сразу же. Эта грустная история и по сей день напоминала Ирме, что любое взаимовыгодное партнерство любого рода должно поддерживаться обеими сторонами. И если один из супругов оступился, другой должен смягчить падение и помочь подняться, чтобы продолжать путь дальше. Вместе. Маги слишком слабы по одиночке, несмотря на волшебную силу, которую когда-то им даровали Мерлин и Моргана. Миссис Блэк это понимала, а потому их с Поллюксом союз оставался прочным и спустя столь долгое время. Впрочем, это понимала каждая миссис Блэк, начиная с Мадженты Трип, заканчивая Друэллой Розье.
− Верно, − кивает ведьма. – Но лишь то, что касательно первой части, − уточняет Ирма.
Она почти не лукавит, она ничего не обещает, она лишь делает то, что у любого политика получается блестяще – убеждает своего собеседника в том, что для него, как для представителя традиционного общества более привлекательно выглядит текущее потребление и минимизация любого рода рисков, а не долгосрочные планы и инвестиции. В их крохотном мире, звавшемся Магической Британией, правившие бал благороднейшие и древнейшие, пользуясь этим весьма удобным инструментом, установили правила, нарушение которых означало заведомо проигрышную борьбу с ветряными мельницами. Прочие же, те, в чьих хмурых взорах не читалось ничего, кроме чувства удовлетворенной физической потребности после обеда и предвкушения физического удовольствия перед едой, не видели смысла в этих напрасных телодвижениях. Население покорно, добровольно вверяло свою судьбу тому, кто по его разумению должен об оных позаботиться. Мало кто задумывался о том, что в комплекте все они отдавали слова и мысли, в которых не должно быть лестных отзывов ни о чем, что хоть чуть-чуть отдает свободомыслием, или же опасным рассуждениям о правильности того, что считалось раз навсегда установленным и устоявшимся. То есть над диктатурой, к которой сами себя приговорили. Виновные? Их нет. Есть лишь проигравшие. И победители, которых, как известно не судят.