Этот день был на удивление бесконечен. Министерство будто бы сошло с ума, решив именно в этот день на неделе впихнуть все самые невозможные, невообразимые события. Харфангу даже казалось, что сегодня в Министерстве произошла маленькая война - все как будто с ума посходили. Как итог - в половине двенадцатого ночи мужчина, между прочим женаты, вернулся домой. Издав негромких характерный для аппарации хлопок, Лонгботтом появился на пороге собственного дома. Он чувствовал себя настолько разбитым, настолько уставшим, что готов был аппарировать сразу в спальню и упасть замертво. Чего уж там говорить - даже его совершенный мозг уже давным-давно дремал.
В это время Каллидора обычно уже дремала. Облачившись в дорогой и роскошный пеньюар, натянув на глаза ажурную повязку, она должна была мирно и так знакомо посапывать во сне. Равномерно, спокойно, точно была самым спокойным и безмятежным человеком, доселе неизвестным человечеству.
Развязав серый переливчатый шарф  и сбросив с плеч чёрное пальто, Харфанг нервно дернул "удавку", весь день стягивающую горло. Шуметь не хотелось - чтобы не разбудить жену, ведь, несмотря ни на что, мужчина беспокоился о покое своей супруги - потому Харфанг расстегнул жилет ещё в коридоре, заглядывая в комнату. По привычке он скользнул глазами по кровати - по силуэту спящей жены на краю кровати, когда понял... что кровать не расправлена, что в ней никого нет. Сперва он даже оторопел, будто бы напротив - увидел в кровати как минимум двух гиппогрифов. Непонимающе мужчина моргнул пару раз для верности и приблизился к супружескому ложе. И правда - никого. Странно.  Харфанг застегнул жилет обратно на две пуговицы - неизвестно зачем - и вышел в коридор.
Через пятнадцать минут усадьба Лонгботтомов светилась всеми огнями - по всем этажам сновали домовики, надеясь найти хозяйку в какой-нибудь комнате. Харфанг, который смертельно устал и без этого, безжизненно сидел на пуфике, опершись о трюмо жены и смотрел в пол. Ему и хотелось бы заснуть, но отчего-то он не мог сомкнуть глаз. В голове носились самые страшные мысли, и, к слову, была на то причина. Если бы Каллидоре вздумалось, например, навестить свою семью или каких-нибудь важных особ, то нет никаких сомнений в том, что в кармане Лонгботтома уже бы лежала записка: "Дорогой муж, не утруждай свою личность моими поисками - я навещаю бедняжку миссис N, право, она так нуждается в нашей поддержке! Но ты, конечно же, так предан своим плавающим мозгам, что..." и дальше немного сарказма в стиле Доры, который подогнать под один шаблон достаточно трудно. А вот отсутствие без "объявления войны" пугало и не на шутку. Первой мыслью, которая посетила мужчину, была о том, что Дора сбежала с любовником. Умным, красивым, с которым, конечно же, он не знаком. Дора не любила скучать, а рядом с Харфангом, увы, была вынуждена придаваться тягучей тоске. Харфанг ждал этого, ждал, что в один прекрасный день она просто исчезнет, что она просто не вытерпит и сбежит от него, точно пленница, которая наконец-то перетерла веревки, которые опутывали ей руки.
Трюмо жены как всегда было уставлена сотнями разных склянок, баночек, коробочек, футлярчиков и прочей ерунды. Мужчине всякий раз становилось дурно, как только он бросал взгляд на этот мини косметический салон. Ему вообще казалось, что ножки трюмо однажды подкосятся и вся эта парфюмерия проломит пол, убив тех, кто сейчас этажом ниже. Внезапно усталый взгляд Харфанга сфокусировался на небольшом листочке, сложенном вдвое. Что это? Мужчина спешно взял его и развернул, пробегая глазами по скупым строчкам.

Сердце громко стукнуло и упало куда-то в желудок. Губы Харфанга искривились, уголки опустились вниз, глаза часто-часто заморгали. Что значит Мёртвой? 2000 галлеонов? В Кентерберийском соборе? Несколько секунд, точно погруженный в воду, мужчина сидел, поглаживая большим пальцем письмо, которое все ещё держал в руках. Он почти не дышал, только бессознательно смотрел перед собой, даже не моргая. Потом, выпустив листочек из рук, Харфанг поспешно достал свои часы на цепочке и открыл их, не замечая, как мелко дрожат его пальцы. Почти час ночи. Мерлин. Нужно что-то делать, иначе её убьют. В мыслях тут же пронеслись все ужасы, которые эти Инквизиторы только могли помыслить в отношении его жены. Проклятые революционеры. Чёрт побери, нужно что-то делать, хватит сидеть!
Точно подорвавшийся на собственных мыслях, Харфанг вскочил с места и тут же аппарировал назад в министерство. Только вот этаж ему нужен был другой, тот, где красуется надпись "Аврорат".

Ноги несли как-то сами. И причем куда-то туда, куда знало только подсознание мужчины. В глазах всё ещё стояла записка, мысли то и делали, что подбрасывали разные страшные картинки с лицом Доры. Губы Харфанга, бледные, слегка тряслись, глаза бегали туда-сюда.
Лонгботтому очень повезло, что его встретили. Некий миловидный волшебник-аврор любезно проводил Харфанга и даже предложил стакан воды. И пока Лонгботтом пытался прийти в себя, точно бы от долгого бега, а не от волнения, эти трое терпеливо ждали, подняв на него глаза с выражением тотального непонимания.
Стакан с водой слегка подрагивал в руке Харфанга, но для уверенности взяв его двумя руками, мужчина сделал хороший глоток. Оторвав взгляд от какой-то несуществующей точки в пространстве, он, наконец, сфокусировался на Джиме Белле. Юноша, кстати, был Лонгботтому знаком. Но только шапочно.
— Каллидора, - Харфанг сглотнул, — моя жена, Каллидора Лонгботтом. Она пропала. - Голос предательски подрагивал, это как-то раздражало даже самого обладателя. Ему сейчас просто необходимо было взять себя в руки. Вот что бы ему сказал Дора, будь она рядом? Картина с женой так живо нарисовалась в сознании, что Харфанг чуть не подпрыгнул на месте. Но этот заряд был весьма полезным - он взбодрил мужчину и заставил прийти в себя. — Они похитили её, оставили записку дома, на трюмо. Что она сейчас в Кентерберийском соборе. И если до двух ночи я не уплачу двух тысяч галлеонов, - Харфанг тревожно вытащил свои позолоченые часы на цепочки и откинул крышку. — то они... они убьют её. Харфанг прошелся глазами по каждому из присутствующих, пытаясь выискать в их взглядах какую-то решительность, которой не доставало самому. Всю его решительность обычно осуществляла Каллидора, потому вместе с исчезновением супруги исчезла и она.
— Я... я выронил листок, он остался в особняке, в спальне. Я готов заплатить им столько, сколько они просят. У меня есть связи... но я боюсь, что они не сдержат своего обещания. Зачем им Дора, скажите? Скажите, что я должен сделать? - Голос Харфанга звучал не моляще, но почти требующе. Осознание того, что время Доры утекает как песок в часах приводила Харфанга буквально в состояние истерики. Внутренне. Внешне это выражалось лишь в подрагивающих пальцах и губах. И немного грубоватом тоне.
Только бы она была жива, только бы с ней ничего не сделали!

Министерство - место вполне себе полное звука, особенно если полениться накладывать шумоподавляющие заклинания на дверь. Но вот такой роскоши в Аврорате себе не позволяли. Еще чего, вводить привычкой удаление важных источников о происходящем вокруг! Аврор должен быть начеку - и привыкать разбирать в суматохе важные ему моменты. Правда, быть начеку двадцать четыре на семь - утомительная работа, даже если возишься с бумажками в кабинете: этой самой привычкой уже и втравлялась неосознанная обработка всего происходящего вокруг. Отчасти поэтому ночное дежурство имело один замечательный плюс в своём небольшом списке достоинств: в Министерстве (да и вне его, что особенно важно) становилось спокойно. Обычно. Хлопок, еще один; все смотрят на дверь. Джим выходит в коридор - и тут же возвращается. И с кем! "Нечасто к нам являются лично". Харфанг Лонгботтом - да еще и в каком виде.  Впрочем, последнее и неудивительно - к аврорам по пустякам посреди ночи не забегают. "По делу, Джим, ну как будто не поняли", - Лина молчит, но внимательно наблюдает за внезапным гостём. Опыт работы предполагает привыкание к тому, что в минуты отчаяния и страха люди не в силах изображать собранность или хладнокровие, и было и вправду проще не обращать внимание на самого человека, если он незнаком. Но Харфанг Лонгботтом - в Министерстве человек ступени повыше, и не будучи с ним знакомым лично, Лина всегда ощущала к нему - или к его образу, всегда сложно сказать, о чем речь - приятственную нейтральность. Потому его уязвимость сейчас вызывает некое сочувствие - что-то, что обычно не растрачивается на потерпевших.
Он старается сдерживать панику и, надо признать, с этим неплохо справляется. Пусть дрожь в руках и явно не обычные его интонации в голосе, но Харфанг рассказывает, в чем дело. Лина едва сдерживается, чтобы не поднять брови в удивлении. Пропажа волшебников - дело нечастое, но пропажа такого знатного лица - нечто вне обычных рамок.
- Да, - кивает Джиму в ответ. Во всяком случае, Лина не помнит, чтобы поблизости с собором проживали волшебники. Ну, в некотором роде это удобное место, если поблизости одни маглы, но... Но как похитили миссис Лонгботтом? Неужели представители такого рода не имели полный арсенал заговоров и заклинаний на своем доме? А если да - то можно было бы предположить, что жена пропала вне дома, но тут всплывала записка, оставленная именно внутри их жилища. И хотя Харфанг не сказал чётко, Лина не стала спрашивать, кто "они". Если это Инквизиция - то вдвойне страннее, как вообще такое дело они смогли провернуть.
- Зачем? Скорее всего, просто припугнуть вас, или не только вас. Но это неважно - мы сделаем всё возможное, чтобы ваша жена вернулась в целости и сохранности. - "неважно" - это не совсем так, конечно. Важно, почему именно Лонгботтомы цель и чья, но Харфангу сейчас до этого точно нет дела. Лина медлит и вопросительно смотрит на Альфарда. Отправить Харфанга домой? Оставить его тут - одного или с кем-то? Да и по правде говоря, та информация, которую сообщил им Харфанг, была не особенно достаточная для полной картины. Но едва ли у них есть время, чтобы тратить на дополнительные расспросы.