Беллатрикс черной тенью появляется возле отчего дома. Секунда - и у самых дверей. Осторожно оглядывается - привычка. Стук железным кольцом, из тех, что под рождество украшают цветами, по двери. Один из домовых эльфов появляется, чтобы тут же исчезнуть с отвратительно громким хлопком и доложить хозяину, что его дожидается госпожа Лестрейндж.
Госпожа Лестрейндж проходит внутрь, осторожно, почти как кошка. И на несколько сложных заклятий запирает за собой дверь - чтобы наверняка. Домовик снова появляется перед ней, заставляя сердце уйти в пятки, и чинно сообщает, что мистер Блэк ждет ее у себя в кабинете.
Винтовая лестница с резными деревянными перилами. Светлая широкая комната с минимумом вещей. Все строго и по делу - в этом весь Сигнус Блэк.
- Прости, что без предупреждения, - предупреждая любые этикетные разговоры, говорит Беллатрикс. Ее голос - низкий, тягучий - глухо отражается от стен и кажется мрачным, мрачнее, чем сама Беллатрикс, которая всегда в черном.

Она сомневается. Мнется у двери, словно неродная. А затем подлетает к нему и крепко обнимает, ведь только с близкими можно показать свою слабость. Даже не с матерью - с отцом. Только с ним. И как уже устала держать эту непробиваемую маску и делать вид, что если семья пойдет против, она убьет каждого. Конечно, убьет, в этом нечего и сомневаться: но разве не будет сердце обливаться кровью, когда сгорит до конца все, что дорого было когда-то?
- Я так рада, что застала тебя, - ведь шла в никуда, определенно. Вчера Альфард, сегодня отец. Прощание с семьей, предчувствие конца. Слишком сентиментально для Беллатрикс.
Она отстраняется и вновь замыкается в себе.

Оглядывает кабинет. Лицо ее становится совершенно безразличным, каким и должно быть с самого начала. Беллатрикс вскидывает голову и пронзительным взглядом окидывает отца. Сколько они не виделись? Год, два, десять? Постарел.И все также в нейтралитете, все также не приемлет единственно-верной позиции. Все также слеп.

Свет окна путался в темно-зеленых гардинах и клубах пыли, которая роилась над бумагами.
- Разве я не могу прийти просто так? - вопросом на вопрос. Верно, Беллатрикс, ты никогда не научишься отвечать прямо.
И страшно себе признаться, что все эти тенденции к нападению на Министерство, заставляют Беллатрикс останавливаться, задумываться и бояться. Чего? Нет, конечно не смерти. Ареста? Тем более. Беллатрикс всегда была готова к этому. Но ощущение того, что семья твоя медленно распадается, медленно умирает, как и все то, за что ведется борьба чистокровных, накладывает на Беллатрикс неизгладимый отпечаток меланхолии. И неверия.
- Мне захотелось увидеть тебя, - и может быть помолчать. Говорить - слишком сложно для такой, как Беллатрикс.
Пожалуй, она боялась, что когда-нибудь увидит в бою Альфарда, а в Министерстве, которое они точно попытаются захватить - отца. И нет ничего страшнее того, что они увидят ее искаженное лицо в пылу сражения. Всю ее подноготную. Всю настоящую Беллатрикс, а не светскую леди и жену Рудольфуса Лестрейнджа.
Есть области, в которые не хочется пускать никого. Никого из посвященных.
Беллатрикс казалось, что если отец увидит ее такой, он перестанет с ней разговаривать. Или просто сделает вид, что она ему больше не дочь. Ведь с Андромедой он поступил также. Конечно, Белла ведет совсем иную политику - но что политика, если семейные отношения логике не поддаются.
- У вас на работе не сладко сейчас, - подмечает она, замалчивая главное - благодаря кому столько работы. Но она же Беллатрикс Лестрейндж, Белла, с детства влюбленная в Темного Лорда и его идею, разве может быть она не права? Разве это не те жертвы, не те малые уступки и неудобства, ради которых нужно идти ради общей цели, ради расцвета аристократии, ради них самих?
Беллатрикс усмехается собственным мыслям. Почему-то именно в присутствии своей родни ей приходится сомневаться. Или это запах родного дома делает ее неспособной к бою со своими внутренними врагами?
Кажется, Белла уже перепробовала в своей жизни все. Полиморфные зелья, Непростительные заклятия, Темную магию, супружеские узы. Все, кроме самого страшного, что так ловко обзывают маггловские священники, исповедью, а психологи - рефлексией, самоанализом.
Беллатрикс боялась найти в своей идеологии какой-либо изъян, и запрещала себе думать об этом. Но только не в присутствии отца. Рядом с ним все это подымалось новой горячей волной. Кровь приливала к щекам, а душу трогали страх и сомнение, сомнение и страх.
О, Салазар! Кто же выдумал этих родственников!